Нас здесь десять тысяч! (с)
Вот и до меня дошла очередь зомбиапокалипсиса во снах.
Лежим мы с ним на ступеньках подъезда моего кировского дома, он в глупом берюзовом плаще по щиколотку а-ля Коломбо, я обнимаю его за талию. Он зомби, я живой человек.
- Спасибо, - говорю.
- За что? - и в голосе его сарказм, я понимаю, что он мог услышать иронию.
- За то, что не убил тогда.
Мы собираемся на вылазку из квартиры, в которой мы все теперь живем, я говорю:
- Надо будет запасаться бумагой. Очень много бумаги. Чтобы записывать. Как например масло делать, потому что когда в магазине все масло испортится, нужно будет вспоминать все то, чем занимались наши предки.
А потом, продвигаясь к выходу, говорю всем.
- Мими не такой уж и тупой.
В нашей команде есть женщина. Она прекрасно понимала, что произошедшее - продукт реформы, которую она проводила. И мы все хотим, чтобы всего этого не было, она тоже. Но также, прекрасно понимаем, что времени назад не повернуть.
Сейчас, проснувшись, я понимаю, что мой мозг имел в виду образовательную реформу.
Лежим мы с ним на ступеньках подъезда моего кировского дома, он в глупом берюзовом плаще по щиколотку а-ля Коломбо, я обнимаю его за талию. Он зомби, я живой человек.
- Спасибо, - говорю.
- За что? - и в голосе его сарказм, я понимаю, что он мог услышать иронию.
- За то, что не убил тогда.
Мы собираемся на вылазку из квартиры, в которой мы все теперь живем, я говорю:
- Надо будет запасаться бумагой. Очень много бумаги. Чтобы записывать. Как например масло делать, потому что когда в магазине все масло испортится, нужно будет вспоминать все то, чем занимались наши предки.
А потом, продвигаясь к выходу, говорю всем.
- Мими не такой уж и тупой.
В нашей команде есть женщина. Она прекрасно понимала, что произошедшее - продукт реформы, которую она проводила. И мы все хотим, чтобы всего этого не было, она тоже. Но также, прекрасно понимаем, что времени назад не повернуть.
Сейчас, проснувшись, я понимаю, что мой мозг имел в виду образовательную реформу.
