Из темноты глаза выхватывают знакомый образ. Он стоит за дверным проемом, навалился на стену, словно нет больше сил держаться ровно. На открытом лице нет больше ни улыбки, ни сколько-нибудь радостного выражения, только крохотные глазки поблескивают, почти слепые в человеческой темноте.
Очень хочется просить его остаться, но история написана, и я боюсь, что сейчас Рамфоринх развернется, поднимутся от резкого движения полы его халата... нет, не поднимутся, так полно пропитаны тяжелой кровью, что и ему не дадут оторваться от земли. Рамфоринх продолжает стоять, открыто глядит на меня - к чему все это?
Сердце разрывается так, словно история не досказана, осталось что-то важное, от чего все утро хочется плакать, от чего речевой аппарат раз за разом обращается к себе вслух. Хорошо, что в городе такие широкие улицы - в промзоне можно кричать - никто не услышит. Но там, при свете дня и холодном ветре, мозг пассивно изнывал, выискивая в извилинах знакомые следы когтей и хищной улыбки. А тут, дома, я вдруг увидел его, какой он есть - без бешенного счастья на лице, без искр безумия в глазах.
Рамфоринх устал и обессилил.
Время от времени мы поворачиваем головы в одну сторону, и неведомая сила переносит нас в темный грот - своды пещеры отражают подземное озеро. Тихо плещется вода, потревоженная глубинными течениями и лодкой. Освещенная изнутри свечой, она качает спящее тело покойника, и тот медленно движется с потоком вглубь грота, бледный, прозрачный и призрачный.
Сейчас не могу вспомнить, чтобы Кириа приходил ко мне отдельно, Рамфоринх часто являлся, шутил, угрожал, пугал прочих. Но даже с ним я никогда не наблюдал залитую кровью фигуру Кириа. Словно бы его и не было. Лодка изчезает в темноте, превращаясь в слабую блуждающуюся точку света.
Он рассказал свою историю. Отмучался. Он может отдохнуть.
- Ты здесь еще, - спрашиваю и утверждаю я, боюсь спугнуть, боюсь прогнать истощенное видение. - Значит, ты рассказал не все?
Рамфоринх, не меняя позы, прикрывает глаза. Он не отвечает мне. Ни сегодня, ни завтра, хотя в голове настойчиво крутится заевшей пластинкой фраза:
"Ты просил остаться"