Нас здесь десять тысяч! (с)
Бродит, бродит он, утопая лапами в рыхлом снегу, водит клювом по сторонам. Вперед – назад, раскачиваются гигантские его лапы, блестят зеркальные перья на хохолке. Вращает маленькими ртутными глазками – смотрит поверх деревьев, выглядывает что-то.
Добычу ли?
первый кусочекМерно шагает его исполинская фигура по снежной долине, не тревожимая ни ветром, ни хищником, ни криком ворон в морозном воздухе. Движется, возвышаясь над белым мраком мира, испещренным сухими осенними травами, почерневшими деревьями – цепляется за них тканью серых своих одежд – не замечает.
Много, много дыр на одежде, подол изорвался совсем.
Было так раньше, и должно было быть впредь. Но случилось так, что в какой-то момент останавливается он, наклоняется к самой земле и роется в снегу – не ужели нашел? Кому бы верилось?
Лежит в снегу нечто мерзкое, скрученное в агонии, сжатое собственными силами в мяч, да все ж этим не спасенное.
– Не дождался, видать, так и замерз.
Идет он дальше, глядя в раскрытую свою ладонь – ничего больше не замечает. А в ладони тает снежное месиво – текут меж пальцев когтистых ручьи, открывая мокрое жалкое зрелище ртутным глазам. И шевелится белый вязкий ком нервов, сплетенных в ненадежную ¬вязь. Шевелится бессильный, в безсознании вздрагивая, старается что-то нащупать в окутавшей белой тьме. Сплетаются и расплетаются белые, блестящие от воды, нервы, оживают с каждой секундой, тянут из лапы, словно корни – силу, волю, желания.
Наконец, поднимает он глаза пустые свои.
Видит клюв.
– Да что же это, а?! – с отчаяньем вибрируют нервы.
– Очнулся ли, странник? – доносится до них издалека.
– Очнулся, - мрачно соглашаются нервы, продолжая глядеть на клюв.
– А теперь – ПРОСНИСЬ!
И Кррау с размаху разбивает липкий комок о ближайшее дерево.
второй кусочек– Это мировая несправедливость, Эйни. С твоей стороны. Лучше бы я взял эту тему, в конце концов. Чего она тебе сдалась?
По ту сторону экрана сидел взбудораженный как всегда Фима. Он тараторил, подбрасывая и ловя карандаш. Такая была у него привычка.
– Хотел поработать с эквилибристикой, – заявил Эйн ровным скучающим голосом.
– Ну как? Поработал? Да там делать нечего было! Маргаритка обожает клоунов, она так готова за них высший бал не глядя ставить. За одно шевеление. А у тебя что?
– Откуда мне знать? Не пришла еще коробка. Придет – посмотрим, что там у меня.
– Небось, работал все три месяца, как проклятый. Ладо бы ты этих клоунов любил – тут можно понять. Кто хоть дизайн сочинял? Не сам, надеюсь?
– Не сам. Родни.
– О, мать моя. Лучше бы сам.
– Чего еще не так?
– Он тебе такого авангарду нагородит – мы Маргаритку без специалистов не откачаем. Иди-ка ты на защиту последним, братец, а то она после тебя нас всех похоронит.
– Да ну.
– Эйни! Она этих клоунов с каждого курса трясет и куда-то к себе складирует. Дома у нее, наверное, очень весело.
– Вертепы…
– И ты, дорогой, в этом году ей точно праздник обломаешь. А она нам благословит обучение до самого диплома!
– Вы что, с Анной поссорились?
– А?
– Тебе поговорить не с кем? Если ей не захочется забирать в свою коллекцию этого аниматоя - стрясет с параллели. Не у одного же меня долбанный клоун в теме! Все, бывай. Сестра зовет, видимо посылку привезли.
Коробка была большая, белая, с уродливыми жгутами и голографическими печатями, попорченными стараниями Элли и Айви: они просто наковыряли на сувениры все, до которых смогли дотянуться.
Эйн вскрывал ее, без особой торжественности. Не так, как первую свою курсовую работу: в присутствии матери, отца, деда, всех младших сестер и некоторых слуг. Он даже расстроился, что Ренн не смогла приехать. А в этот раз, даже мать не позвал.
И руки не помыл.
В коробке, как и ожидалось, на цветном пластиковом стульчике сидел яркий клоун. Эйн даже вздрогнул, увидев пеструю одежду, огромные блестящие пуговицы и разноцветные волосы.
«Так сладко, что аж липко», – мелькнула в голове чья-то фраза. Но надо отдать Родни должное – его стараниями приторный замысел воплотился в нечто, не столь удручающее.
…в нечто, не столь удручающее Эйна.
Во-первых, все эти цвета на свободной клоунской одежде оказались пастельными. Мелочь, а приятно. Во-вторых, волосы не топорщились во все стороны беспорядочным колтуном, а заплетенные в длинные тонкие косы, уходили за спину, и состояли, преимущественно не из пестрых нитей, а световолокна, как ему и хотелось. В-третьих, руки аниматоя были полностью механизированы и были похожи на птичьи лапы, стальные когти которых поблескивали из под длинных клоунских рукавов.
Наконец, вместо лица у игрушки была красивая белая маска с прорезями для глаз-диодов и черными узорами.
В целом, клоун выглядел не таким отвратным, каким его ждали.
Мысленно пожелав себе удачи, Эйн положил ладонь на лоб игрушке, и стал ждать, когда фронтальная плата прогреется и запустит механизм. Ошибок быть не должно, он тестировал самодельные блоки много раз, отслеживал все промежуточные испытания, но мерзкий аниматой мог просто взять и не включиться, или подсовывать «козлов» в самых неожиданных местах. Такое бывало. Даже с ним.
Хуже всего, когда заводской брак проявляется на защите. Попробуй, докажи, что это не ты просчитался, прописывая команды!
Световолокна вспыхнули разными цветами и начали медленно переливаться. Включился.
Эйн убрал руку со лба игрушки и увидел, как в прорезях маски разгораются красные глаза. Что-то создал Родни. Зловещее.
– Как меня зовут, хозяин? – спросил клоун не шевелясь. Даже стандартная фраза аниматоев прозвучала диковато: голос у куклы оказался, внезапно, хриплым.
– Тетра, – стараясь отойти от замешательства сказал Эйн. Он никогда не думал над именами для проектов. Первого аниматоя, сделанного для маленькой еще тогда Айви, ползающую, плачущую и писающую пародию на человеческого младенца, он назвал Моно (потом он перешел по наследству Элли). Второго – простейшего офисного секретаря – Ди. Третьего – маленького человекообразного уборщика – три. Естественно, что клоуну суждено было называться Тетрой.
– Встань ка… - Эйн сделал шаг назад, освобождая кукле пространство для маневров. Тетра соскочил со стульчика и, приземлившись на свои белые тапочки с дурацкими помпонами, замер. С шумом ударились о цветастую спину поднятые в вихрь тяжелые переливающиеся косы.
Голова у Тетры, при этом была повернута так, что могло показаться, будто он с интересом смотрит на хозяина.
– Вот девчонки-то сойдут с ума от радости, - нахмурился Эйн, - И блестишь, и переливаешься, и ведешь себя как живой. А если уж и я ничего не напортачил, то еще и фокусы показывать можешь. Колесо!
Клоун тут же вскинул свои железные когтистые руки и пролетел мимо хозяина заказанным «колесом», да так близко, что Эйн невольно дернулся назад. При этом, Тетра не останавливаться не стал, и каким-то образом закатился на стол, тут же перекочевав на подоконник.
– Даже не уронил ничего, - выдохнул с облегчением инженер и пошел искать сестер.
третий кусочекБродит, бродит он по белой долине, высокий, с головой, всаженной прямо в плечи. Вертит затупленным, покрытым трещинами и ржавчиной клювом, вращает ртутными глазами. Ходят плавно когтистые руки его. Туда – сюда, живыми маятниками.
Волочатся за ним обрывки длинных серых одежд, оставляют в снегу легкие царапины.
Тетра поднимает голову, покоящуюся на согнутых коленях и смотрит вверх – туда, где должен был быть белый потолок. Но видит там лишь верхушки деревьев и огромный птичий клюв с жесткими блестящими перьями, плывущий за этими деревьями.
– А по понедельникам, – слышит он, – они всегда готовили сырники для больного отца. Когда не стало отца, понедельники тоже исчезли. И сырников… словно и не было.
– Эйни, – Анна была бледная, нервная, с впалыми щеками и глубокими тенями вокруг глаз, – Я приеду на следующей неделе.
– Болеешь?
– Да, болела недели три, видишь? – она не весело улыбнулась, – И еще в четверг у нас похороны. У отца коллега умер, а я обещала быть.
– Печально. Я сообщу в деканат, можешь не думать об этом. Готова сдавать курсовую?
– Ну в общем. У меня плохонькая работа. Аниматой даже не эмоциональный, – она говорила совсем слабым голосом, словно на похоронах будут провожать не коллегу отца, а ее саму, – А ты? Сделал своего клоуна?
– Он не мой. Заводская игрушка. Но блоки мои им понравились. Может даже найдется мастер, который согласится доработать их.
– С имитацией эмоций?
– Ага, отсдаюсь – подарю сестрам, пусть играются.
– Но ведь ты хозяин. Он их даже слушаться не будет.
– Закажу перепрограммирование. Средства позволяют.
– Мило, – бледно улыбнулась она, – впрочем, мне пора. Пойду, приму лекарства.
Эйн попрощался и потянулся к опции «Выключить соединение», бросив последний взгляд на Анну. Анна была напугана. Прежде чем ее изображение исчезло, она сказала что-то одними губами, безмолвно, чтобы никто не слышал ее слов. Но он сумел прочесть.
Она сказала: мне страшно.
Элли и Айви с воплями неслись по коридору.
– Эйни! Эйни! Спаси нас!
Он выскочил из комнаты, опрокинув кофе, и тут же оказался под налетом младших сестер.
– Что стряслось?
– Чудовище в подвале! Оно воет! – сообщили они, сверкая глазищами.
– Выдумываете… - начал он, но тут сам что-то услышал, – кто еще дома есть?
– Оди дома! Эйни, спаси нас. Посмотри подвал!
Эйн, оставив сестер в своей комнате, спустился на первый этаж, и понял, что в подвале действительно кто-то что то колотит, сопровождая это воем натуральной воздушной тревоги.
– Оди, прекрати сейчас же! – грозно крикнул он, подходя к вздрагивающей от ударов двери подвала, ни на секунду не сомневаясь, что виновата средняя сестра.
– А чего сразу Оди?! – она возникла за его спиной, вынырнув из темного коридора, – Это кукла твоя бушует!
Эйн грозно на нее посмотрел и быстро отпер дверь. Оттуда вывалился пыльный и безумно сияющий клоун, не переставая выть сиреной.
– Всем молчать! – приказал Эйн, поднял и встряхнул Тетра, – как ты туда попал?
Вместо ответа игрушка выдала такой оскал, что Оди взвизгнула. Оказалось, в дополнение к когтям у клоуна имелись острые зубы. Они сверкнули в прорезях пластичной маски. Игрушка подняла на нее указующий перст. Вот, мол, кто меня обидел.
– Мне Нона посоветовала! – выкрикнула Оди, прячась за косяком.
Тетра зарычал самым настоящим зверем, Эйн вздернул его за шиворот – рык захлебнулся.
– Посоветовала что!?
Он отпустил куклу с такой яростью, что та, чуть кувырком не полетела.
– Айви и Элли до чертиков испугались!
– Будет что вспомнить! – Оди поняла, что Эйн намеревается отвесить ей братский подзатыльник, а вероятно и в комнате запереть собрался, потому быстро начала сдавать позиции, ближе к лестнице, - Это, между прочим, простая кукла! Она только и может, что эмоции имитировать, а я живой человек! Я-то чувствую! А ты только о своих роботах думаешь!
– Не мели чушь! Чего она тебе насоветовала? Мою курсовую работу портить?!
– А ты все время на меня доносишь! Всем! Знаешь, как сложно быть твоей сестрой!? Мне всегда ставят ниже оценки, потому что ждут твоих способностей! А потом ты говоришь, что я плохо учусь! После тебя хорошо может учиться только вундеркинд!! Надо было его на чердаке запереть! И связать, как Нона сказала! Вот бы вы все…А иди ты! Иди ты к черту Эйни!
четвертый кусочекПока Эйн проводит технический осмотр Тетра, он вспомнил, что отец Анны работал на заводе «ВитаАнимаТой».
– Скажи своей сестре, чтобы она меня больше не запирала, - настоятельно порекомендовала кукла, звякнув когтями.
– Она к тебе больше не подойдет. Хотя, какая тебе разница?
– Она мне не нравится. И мне не нравится, когда меня запирают.
– Тебе только так кажется. Это программа.
– Не вижу разницы. Пусть она ко мне больше не подходит.
– Заткнись. Какое же ты все-таки трепло. Ты даже не осознаешь себя.
– Я себя даже не осознаю. А ты на меня рычишь.
Нона мрачная ходила от окна к стене и на игрушку старалась не смотреть, но внимательно слушала.
– Дети постоянно избивают свои куклы. Это нормально, – сказала она, когда Тетру положили «спать».
– Ничего себе.
– Ты и представить себе не можешь, какие жестокие ситуации они придумывают для своих игрушек и как истязают. Ну, по крайней мере, девочки. Пусть уж лучше Оди вымещает свою нервозность на неживом предмете, чем на сестрах.
– Нона, – Эйн был возмущен и удивлен, – Это же эмо-той! Когда она не сможет робота от человека отличать и окончательно отучится держать себя в руках, я спрошу с тебя о твоих педагогических изысканиях. Иди и придумай, что ты мне ответишь.
Анна, спустя неделю, так и не приехала. Девочки сказали, что по семейным обстоятельствам, шушукались, посмеивались, глядя в его сторону. Фимка почему-то начал на Эйна дуться, да и вообще избегать. К Тетре, принесенному на проверку, группа отнеслась чересчур живо. Он катался колесом по коридорам и выполнял акробатические номера на столах. Потом кто-то взялся учить его петь матерные частушки.
Эйн решил, что хватит. И запретил.
Но девочкам, все же, удалось уговорить его, разрешить покормить куклу.
Тетра стрескал полагающиеся ему масляные капсулы под визг, аплодисменты и умиленные ахи.
– Пожалуй, это твое лучшее изделие! – говорили ребята, – Да, наверное, даже на всем курсе. Попробуй выставить его на конкурс?
Когда они ехали домой Эйн заметил, что у Тетры какой-то нехороший вид. Какой-то торжественный.
– О чем ты думаешь, - спросил он куклу, как бы между делом.
– Я – лучшее изделие на курсе! – честно признался Тетра, и волосы у него так и засветились.
– Я – лучшее твое изделие! – гордо добавил он, победно улыбаясь.
– С детства мечтал прославиться клоуном, - мрачно прокомментировал Эйн.
– Вот как все удачно сложилось, - довольно проговорил аниматой, не уловивший в фразе сарказма.
– Не говори ерунды. Я с девятого класса думал о походном роботе с высокой маневренностью, робота-исследователя, для космической промышленности. И думаю до сих пор и готовлюсь к этому. А ты – этап.
Тетра какое-то время сидел не шевелясь.
– Анна в тебя влюбилась, - наконец сказала кукла с самым подлым видом.
– Что? – Эйн даже подскочил, - Чего ты сейчас вякнул?!
– Так они говорят. Не я… - Спокойно сообщил Тетра, и совсем мерзким голосом добавил, - Дорогой хозяин.
– Кто говорит?
– Они говорят, Эйни.
– Не называй меня так. Кто они?
– А кто мне мог сказать, что Анна любит Эйни?
– Не называй меня так!
– Они так называют, – ехидно сообщил клоун и затем полез вперед – мешать водителю.
Дома его ждала посылка. От Анны. Эйн так растерялся, что первым его порывом было побежать звонить Фиме – разбираться в чем дело. Нона отговорила, сказав, что в посылке обязательно должно быть письмо, объясняющее весь этот бред.
– Итак, девушка моего друга шлет мне посылку. И все об этом знают, кроме меня, - говорил Эйн, ища ножницы.
– Поправочка! – Тетра крутился на кресле, – никто кроме тебя не знает про посылку! Но все кроме тебя знают, что Анна к тебе не равнодушна! Та-дааам!
– Заткнись. Какого черта она в меня влюбилась и какого черта шлет мне посылочки?
– Родни звонил…
Эйн раскроил упаковку, разорвал коробку. Письма там не было – только изящная шкатулочка с орнаментальной росписью.
– Кто такой Родни?
– Твой дизайнер, - ответил Эйн, пытаясь открыть шкатулку.
– Перезвони Родни!
– Заткнись.
Кнопка, открывающая ларец, оказалась маленькой и вдавленной. Нажать на нее можно было разве иглой, или кончиком ножа, да и то не всякого. Пока Эйни озирался в поисках подходящего предмета, Тетра выхватил шкатулку, и открыл ее, воспользовавшись скальпелем, выскользнувшим из под пальца.
– Да ты опасен, – еще больше помрачнел его хозяин, но тут ларец раскрылся, рассыпав на пол кучу сложенных листков.
– Она послала тебе любовные чертежи! – хихикнул Тетра и прочитал неразборчивую надпись на одном из них, – «Ты умный. Попробуй решить эти задачки, но только никому не показывай. А как решишь… А как решишь – сожги и забудь!»
пятый кусочек
![](http://static.diary.ru/userdir/2/7/1/5/2715823/71698232.jpg)
Идет он, идет. Только шелест перьев в безмолвии, только хруст снега, под птичьими лапами, только треск рвущейся ткани. Крик сломанных веток. Мрачную музыку источает он, продвигаясь по озаренной белым светом снежной долине.
– Кррау? – зовет Тетра.
Птица поворачивает свою огромную голову. Все так же бредет по снегу, глядя на жалкую фигурку в углу. Дико и ужасно отражение ее в глазах Кррау: лом, перекрученный с мусором, колючей проволокой, политый ядовитой черной смолой, склеенный, сколоченный, спаянный больными и немощными.
Тянет Тетра руки свои к лохмотьям, но не может дотянуться.
– Кррау, - вздыхает кусок мусора.
– Очнулся ли ты?
– Очнулся.
– Проснулся ли ты?
…ровно в шесть утра Тетра включился, чтобы разбудить хозяина.
– Покажи.
– А ты не видел?
– Откуда! – Родни внимательно смотрел на мельтешения за спиной Эйна, где каталось колесом, вертелось, крутилось цветасто-пастельное пятно с переливающимися волосами.
– Тетра! – позвал Эйн куклу, – тебя дизайнер видеть желает.
Тетра подлетел почти вплотную к монитору и уставился на Родни.
– Ну, вот он я, – сообщил он дизайнеру, не скрывая гордости за этот факт и, не прерывая гляделок, и потянулся когтистой лапой к экрану.
– Не поцарапай, – поморщился Эйн, отпихивая куклу назад.
– Хоть бы раз навестил! – протянул Тетра, – Хозяин издевается надо мной! Заставляет есть масляные таблетки и сниматься очень низко бюджетном кино. ОЧЕНЬ. Вы ведь понимаете, Родни, на что я намекаю?
– Забавный вышел! – Родни не мог оторвать глаз и широко улыбался, – Слушай, Эйни, ты после защиты его у себя оставишь?
– Сестрам подарю.
– Сестрам? Это хорошо…
– Не верьте ему, Родни! Это он только с виду такой благородный. И говорите с ним, пожалуйста, подольше. Может, я успею убежать…
Тетра выкатился из комнаты, спасаясь от грозного взгляда хозяина, и Родни тут же перестал улыбаться.
– Эйн, – Сказал он серьезно – Я в общем не по этому звоню. Анна еще долго не приедет. У нее отец умер.
– О…
– И Фимка поехал к ней. Ты уж отмажь его, ладно?
– Что у них там происходит?
– Не знаю. У тебя хотел спросить – говорят, она звонила тебе.
– Да. Пару недель назад, в самом конце каникул.
– Зачем?
– Сказать, что задержится, что-то про похороны коллеги отца. Вид у нее был больной, и еще мне показалось… – Эйн задумался.
– Что?
– Что…
Эйн открыл рот, но крик снизу оборвал его мысль.
– Сейчас же убери это! – мать была в ярости, Айви в шоке, а Элли громко плакала басом.
– Что такое?
– Ничего, – тихо сказала Айви, – Мы просто играли.
– Я тебе скажу, что такое! – накатила мать, – Твое эквилибриское изобретение своими фокусами чуть не убило мою дочь!
– Я приму меры, - холодно сообщил Эйн, скручивая куклу.
– Будь добр! Чтобы я за пределами твоей комнаты ЭТО включенным не видела.
Эйн поволок Тетра к себе. Ситуация складывалась удручающая. Почти зловещая.
– Что ты сделал? – спросил он у своего творения, на всякий случай привязав его к стулу.
– Знаешь, как это со стороны выглядит? – Тетра внезапно улыбнулся и глаза у него начали медленно разгораться красным.
– Лучше просто ответь.
– Ей показалось, что я угрожаю Элли – улыбка сошла.
Эйн внимательно смотрел на клоуна.
– Им показалось, что я их собью по дороге. Очень быстро передвигался, а они случились мимо. Но я остановился всего в нескольких сантиметрах.
– Ты мог убить мою сестру, ты в курсе?
– А какая мне разница? – с издевательством в механическом голосе произнес Тетра, - Я ведь даже себя не осознаю.
– Значит, – Эйн прошел к окну в раздумьях, – после защиты я просто выключу тебя.
Повисла тишина. Ужас на маске клоуна был бы неописуем, но маска могла отражать либо равнодушие, либо бурную радость.
– Постой, постой, дорогой друг, о чем это ты говоришь? Я же не смогу лежать выключенным долго! Я же с ума сойду.
– Ничего страшного, ты даже не заметишь.
– Что значит, не замечу? Это ты, видимо, не заметишь, а я-то буду знать, что лежу и не могу пошевелиться! Ты сам бы попробовал так!
– Молчи. Хватит имитировать эмоции. Это надоедает.
Анна выглядела почти как труп. Заплаканный, обезумевший труп.
– Здравствуй, дорогой, – она моргнула, от чего все ее тело дернулось и продолжила сидеть неподвижно уставившись на Эйна.
– Здравствуй, дорогая, – сказал он натянуто.
– Никто не знает о нашей тайной переписке, дорогой? – Эйну показалось, что с ним говорит не настоящая Анна, а робот без функции имитации эмоций.
– Ни единая душа, дорогая.
– Ты прочитал мое письмо, дорогой? – спросила она, сделав ударение на слове «прочитал».
– Читаю, дорогая, – ответил Эйн.
Что бы ни происходило в поместье Анны – оно продолжалось полным ходом. А ответ, похоже, был на тех листах. Вот только читать Эйн не умел.
Родни очень бы удивился, если в три часа ночи принял бы звонок от Эйна и увидел, что звонит ему Тетра.
– Родни! Забери меня! Забери меня отсюда! Завтра уже защита курсовых работ! Ты знаешь, что он хочет со мной сделать?! Он хочет сразу после защиты меня выключить! Знаю, что моя программа, скорее всего, не позволит мне отойти от хозяина. И через пять минут я, скорее всего, сам побегу обратно. Знаю! Знаю! Но уж лучше так сойти с ума, чем это! Такая ужасная участь! Я же и твое творение, Родни! Я же нравлюсь тебе, правда? Они говорили, что это удачный дизайнерский ход! Я реалист. Он будить меня не собирается больше никогда. Буду лежать в долгом ящике. В вечном ящике, Родни!
Металлические когти скользили по экрану, оставляя тонкие полосы отчаянья.
…Родни бы очень удивился, если бы был дома.
На чердаке было пыльно, сумрачно и хламно.
– Он вон в том ящике, – Эйн указал в дальний угол на белую пластиковую коробку.
– У него же блоки пересохнут!
– Пусть сохнут. Если надо – заменю, но, в общем, я его будить не собираюсь. На черта он мне нужен?
Родни откинул крышку и присел рядом с ящиком: впервые он увидел свое «дизайнерское решение» воплоти. Тетра лежал, вытянувшись во весь рост, словно в гробу. Родни положил слегка дрожащую от волнения ладонь на силиконовый лоб.
– Он именно этого и боялся.
– Перестань, Родни. Стандартная защитная программа. Чтобы дети лишний раз не выключали и изделие этим не портили.
Кукла дернулась, засветилась и руки ее с пальцами-лезвиями взметнулись вверх. Родни от неожиданности вскрикнул и сел прямо на пыльный пол.
– Эйни! – закричал Тетра не своим голосом, продолжая тянуться руками куда-то вверх.
– Понеслась…, – сказал Эйн, досадливо поморщившись, и отвернулся.
Родни, поднявшись, ухватил клоуна за железные запястья и потянул вверх, помогая подняться. Тот тут же повис на дизайнере, истошно вопя.
– Забери меня отсюда! Забери меня! Забери!
– Заткни его чем-нибудь, Родни.
– Я не хочу больше спать!
– Ты же хозяин! – взмолился Родни, пытаясь отодрать от себя механическую бестию.
– Забери, умоляю! Он же меня снова выключит! Не оставляй!
– Замолчи, – тихо и мрачно приказал Эйн. Тетра послушно умолк, но программа начала действовать в обход голосовым сигналам: куклу скрутила судорога и он, трепыхаясь, сполз на пол, и тут же вцепился зубами в штанину Родни.
– Слушай, если он тебе не нужен, – нервно протараторил дизайнер, – то продай его!
– Да забирай.
– Сколько?
– Так бери. Он для меня ценности не представляет.
Тетра замер и, отпустив ткань, резко повернул голову в сторону хозяина.
шестой кусочекЭйн сам впихнул клоуна в машину дизайнера со словами «Считай, это подарком, Родни», и, наклонившись к окну, добавил:
– Фима обещал, что через недели две они с Анной приедут. Он, правда, не сам мне сказал, а через десяток человек.
– Что у вас творится?
– Личное. Не думай об этом.
Эйн попрощался и быстро удалился в дом, даже не обернувшись, хотя Тетра так настойчиво смотрел ему в след – чуть стекло не продырявил.
– Ну что, малыш, поехали? – спросил счастливый владелец, тыкая пальцем в дисплей на руле.
Ответа не последовало. Родни посмотрел на игрушку – пальцы у клоуна непрерывно двигались, да и сидеть он спокойно не мог, словно человек, который пытается терпеть сильную боль.
– Верни меня к этому ублюдку, – глухо сказал Тетра. Он весь сжался в кресле, как побитый котенок, только маска, способная лишь улыбаться оставалась безучастной.
– Да пожалуйста, – холодно сказал Родни, открывая дверь. Глядя на то, как Тетра пулей вылетел из машины, он мрачно сказал себе, – С каждым годом эти игрушки все больше напоминают людей. Они так скоро захватят мир.
Когда поздно вечером компьютер оповестил его о визитере, Родни меньше всего на свете ожидал увидеть на пороге своей квартиры Тетру. Но в каком он был состоянии!..
– Кто тебя так, малыш?
Тетра был весь измазан грязью, кое-где помят. Его цветастая одежда была порядком изорвана, что позволяло видеть металлическое тело, которое словно по всей свалке протащили. Очевидно, он не один раз упал с большой высоты, пока добрался сюда.
– Ты что, через вооруженный полк прорывался? Ты вообще как меня нашел?
Тетра не отвечал, и даже не шевелился, только голову держал как-то странно – слегка наклоненной вбок.
Родни втащил его в свои апартаменты и тут же начал приводить в порядок. Хотя все что он мог сделать – немного отмыть беглеца.
Сомнений в том, что аниматой сбежал, не было. Нужно было срочно позвонить Эйну, чтобы узнать, что, в конце концов, творится, но Родни решил не торопиться и сначала вытянуть ответы у куклы.
Кукла молчала. Она молчала так красноречиво, что стало понятно и то, что платы его необратимо испорчены пересыханием. Все же Эйн положил его в гроб.
– Как тебе удалось добраться? – Родни продолжал спрашивать, хотя ответы на некоторые вопросы все же знал.
Как?
Судя по виду - с трудом.
Но все же, Тетра пришел к нему. Признал в нем хозяина?
Только Родни задумался на эту тему, как в дверь снова известила о госте. Естественно, это был Эйн.
– Где он?! – взъерошенный и бледный, с безумными глазами Эйн оттолкнул в сторону друга и ворвался в квартиру.
– Что стряслось?
– Анна мертва.
– Что?! – Родни, чуть не упал, запнувшись, о валявшийся в коридоре планшет. В голове мелькнула ужасная мысль, – неужели он… неужели…?!
Тетра вылетел навстречу хозяину, но тут же был схвачен за шиворот и отправлен обратно. Эйн прижал аниматоя к стене, насильно запихал ему в рот масляную таблетку и тут же, ухватив откуда-то ручку начал ею вталкивать этот «завтрак робота» прямо в глотку дергающемуся клоуну.
Выглядело процедура дико, если не чудовищно.
Затем, хозяин буквально швырнул куклу на стол, от чего тот чуть не развалился, и прижал железную голову к столешнице. Родни был так ошеломлен, что просто стоял и молча смотрел на то, как Эйн, продолжая сверкать безумными глазами, сдирает с робота затылочную панель. Тетра завопил, но пинок под колено успешно заткнул жертву.
– Я разбудил его, чтобы проверить!.. Мне удалось прочитать эти «любовные» записки Анны! А он проснулся и тут же сбежал, гаденыш! Прямо через чердачное окно…Подойди сюда, Родни, – попросил Эйн, не отрываясь глядя внутрь головы аниматоя, – Посмотри. Что это?
– Блоки. Эмоциональные биоблоки, которые ты пересушил, выключив куклу почти на две недели, – тихо и мстительно сказал Родни, подходя и осторожно заглядывая в темный провал. Там устроилась сложная сеть продолговатых мешочков.
Эйн вытащил из внутреннего кармана лазерный фонарик и посветил на биоблоки – луч пробил их стенки, и они смогли увидеть очертания того, что было внутри.
– Биоблоки, – повторил Эйн, разглядывая корнеподобные длинные отростки, – Прямо как в учебниках.
Он ткнул лазером в один из них, и Тетра вздрогнул.
– Это мозг, Родни.
Отпустив куклу, Эйн отошел к стене и привалился к ней спиной. Тетра, автоматически захлопывая обратно затылочную панель, сполз на пол и забился под стол, правда, делал он это словно не сознательно. Как умирающее животное, которому больше ничего не остается, кроме как ползти в поисках безопасного места, забиваться в угол, прятать те немногие конечности, что ему оставили надругатели. Животное, которое не видит всю безнадежность своего положения и уже больше ничего не видит. Просто ползет, как диктует инстинкт.
– Что ты говоришь? – нахмурился Родни. У него был пришибленный вид, он явно не понимал, что произошло, происходит и будет происходить в ближайшем будущем.
– Это не биоблоки. Это мозг. Человеческий мозг.
– Это не похоже на мозг. Это похоже на биоблоки.
– Родни… Судя по тому, что я понял, человечество не научилось создавать искусственный разум, дружище. Нас обманули. Они просто научились изменять натуральный до неузнаваемости. Кто-то в «ВитаАнимаТой» просек это. Кто-то понял, что это не имитация эмоций, а самые настоящие эмоции.
– Погоди, погоди. Эйни…
– И Анна просекла. Вернее, это отец ей рассказал. Я так думаю.
Родни сел на не заправленную кровать.
– Когда я показал Ренн свое первое изделие, – Эйн достал сигарету, сунул ее в зубы и начал обследовать карманы на предмет огня, – она сказала, что самая лучшая игрушка для человека – другой человек. Тогда я не стал вдумываться в эти слова.
– А теперь что же?
– Теперь, мне кажется, что человечество на протяжении всего своего существования стремилось создавать подобных себе существ не из природного любопытства, или желания постигнуть тайны бытия. Не для того, чтобы создание любило своего создателя. А для того, чтобы иметь возможность безнаказанно обходя моральные нормы издеваться над кем-то. Вызывать чувство ужаса, рабского поклонения. Ведь человеку нужны рабы. Чтобы удовлетворить потребность править. Быть вожаком стаи. Быть лучше кого-то. Быть совершеннее хотя бы одного человека…
Родни сидел в оцепенении и не отрываясь глядел на рваный цветной комок под столом.
– Как он? – спросил Эйн, выплюнув так и не зажженную сигарету.
– Дефективный. Ты же видишь, – тихо проговорил клоунский дизайнер, продолжая смотреть на Тетру, – В таких случаях обычно меняют биоблоки.
Эйн нервно вздрогнул.
– Доигрался, человек, – жестоко сообщил Родни.
– Ему уже не поможешь. А вот мы с тобой что будем делать с этими знаниями? Они убили, по крайней мере, трех человек. Если кто-то узнает, что Анна слала одногруппнику чертежи с пояснениями, вместо любовных записок - мне конец. И тебе, скорее всего тоже.
– Значит, то, чему ты учишься… – Родни вдруг словно очнулся, – прописывать программы для… живых людей?
– А ты – рисовать им лица.
– Ты продолжишь обучение, Эйн?
– Не знаю, Родни, не знаю. Совершенно не знаю, что делать.
Они услышали металлический скрежет. Под столом заворочался Тетра – он, медленно переставляя побитые конечности, выполз на свет и начал мучительно продвигаться к Эйну. Молодые люди смотрели на него молча, и отчужденно, пытаясь воспринять этот внезапно возникший гротеск, пока Тетра не прицепился к колену хозяина и не замер.
– Пойдем-ка домой, – Эйн подхватил куклу и направился к выходу, – Родни. Молчи о том что знаешь. Побереги меня и родных.
– Молчать о геноциде?
– Геноцид? Это не геноцид. Молчи. Я сам посмотрю, что с этим можно сделать, а ты не строй из себя революционера. Если потребуется – попрошу тебя плакат агитационный нарисовать. Но без меня не суйся. И не смей звонить мне по этому поводу, иначе обоим конец. И нам и нашей тайне. Понял? Родни?
– Да, да. Я к твоим услугам. Буду ждать сигнала и молчать, – обреченно отчеканил Родни, провожая гостей, – Я буду ждать.
седьмой кусочекТетра просидел ни шелохнувшись до самой ночи. Прямо в центре комнаты, куда его и усадил Эйн, безвольно уронив руки на пол, а голову на грудь. Сам хозяин ходил из угла в угол и предавался мрачным мыслям.
– Откуда мне было знать, что я покупаю живое существо, за которое теперь несу ответственность?
В комнате было темно. Даже монитор не горел. Эйн отрезал всю систему связи от мира на всякий случай. Чтобы не подглядывали, не подслушивали.
– Все стремления к чертям. За всю мою жизнь.
Даже этот упрек не произвел на Тетру должного впечатления. Хотя, конечно, и не должен был. В конце концов, он не виноват, что великая и ужасная тайна раскрылась на нем.
– Да, по одному твоему нестандартному поведению можно было обо всем догадаться. Что все вы люди. Что все вы живые люди. Тетра?
Клоун слабо мерцал. Тусклыми красными диодами горели глаза на опущенном лице, вяло переливались волосы из световолокна. Через них был виден провал в том месте, где была снята затылочная панель.
Она аккуратно лежала на низком журнальном столике из белого стекла, и волосы, прикрепленные к ней, свисали почти до самого пола. Эйн сел напротив аниматоя.
– Ты мое лучшее творение, Тетра, – сказал он. Пальцы преодолели завесу синтетических волос и запутались в сети гибких эмоциональных элементов. Биоблоки оказались теплые и приятные на ощупь, как мягкая тонкая замша, – Правда. Лучшее.
Глаза у Тетры разгорелись – он резко поднял голову вверх, словно ожил. Бестолково дернулись руки, лежащие на полу. И снова замерло все.
– Однако я решил закончить обучение и получить эту профессию. А для этого, мне следует кое о чем забыть.
И сжав пальцы в кулак, Эйн выдернул руку из головы Тетры.
Бродит, бродит он. Идет Кррау-ворон по снежной долине, слушает мир. Слышит мир. Поет ему песню. Далеко тянутся борозды в снегу от длинных обветшалых его одежд. Но нет следов на снегу от шагов Кррау.
Идет Кррау бесследно.
Видит – лежит разодранный на снегу – комок нервов, проданный, сломленный, безвольный. Кррау наклоняется и подбирает несчастного. Долго, старательно.
Много. Много времени поднимает Кррау несчастного - так уж разорвало его. По всему свету белому. Старательно очищает кусочки от хлама пыли и мусора – чистит в белоснежном снегу.
Наконец, входит Кррау в дом. Ладони полны покалеченной жизни. Кладет на стол дубовый. Топит камин и садится за работу.
Вдевается святящаяся нить в иглу. Невидимая, прочная. Бесконечная.
Делается первый стяжек.
Сидит Кррау за столом, сшивает изуродованную душу. Склеивает разбитое сердце. Охлаждает выжженный разум. Греет замороженные чувства.
И вот уже подрагивают сплетенные белесые лапки, раскрываются веки безглазые, пульсирует сложный узор нервов, сверкая глюоновыми швами. Вот садится уже самостоятельно слабое тело, на ладонях у ворона. Покачивается, падает – снова садится, осторожно озираясь.
Кррау чешет кончиком клюва белое узорчатое плече. Белые узорчатые руки обвивают этот клюв в объятии. И сидят они так какое-то время.
– Не хочу я больше никуда идти, – вздыхает оно.
– А чему можно научится, сидя в уютной клетке? – вопрошает Кррау.
– Сил нет. Не издевайся над своей игрушкой. Не ломай, – просит оно.
– Не игрушка. Ученик, – поправляет Кррау, – Ученик.
10.12.09
@темы: Иллюстрации, Готовые сказки Кррау, Коллекторское
А в ладони тает снежное месиво – текут меж пальцев когтистых ручьи,
Особенно удачно. И вообще красиво.
Только - "неужели" пишется слитно и "безсознание" - если не специально так, что правильно "бессознание"
И шевелится белый вязкий ком нервов, сплетенных в ненадежную ¬вязь.
Сомнительно, на самом деле. Вязкий - вязь, тавтология.
*да, йа злобный редактор и по привычке расчленяю даже дивные вещи=(*
мимимимими!
про текст имхо: видимо, главная задумка была не в сюжете про жизнь Эйна, потому что описаний мало и последовательно-логическая цепочка чуть несвязна, бэкграунд героев лишь едва приоткрыт, а в стремлении описать и передать чувства, для которых ситуации выписаны предельно искусно!
Эйн решил пожертвовать не собой, а другим, скрыть смерть Анны - своего друга, и предать свою же человечность, замылить глаза безвольному дизайнеру. и не нашлось для сгустка души Тетры никого, кроме Кррау. Вот такое милосердие мертвым...
и вот такая цитата: ""Девчонка была хорошенькая, тоненькая, белозубая. Цветы на сарафане все время менялись: только что были ромашки, а теперь уже анютины глазки, а теперь цвет шиповника...
- Здорово, - сказал Жихарь. - Ты, что ли, Смерть будешь?
- Нет, - засмеялась девчонка. - Смерть вот какая...
И сразу же превратилась в высокую старуху с белым лицом в сером балахоне. Все зубы у старухи были наружу.
- Вот я какая, - сказала Смерть хрипло. - Признали?
- Так ты, значит...
- Да! - крикнула девчонка и закружилась вокруг него. - И она - это я, и сама я - это я! Как же ты до сих пор не понял?" (М. Успенский, "Кого за смертью посылать")
з.ы. "Невидимая, прочная. Бесконечная. Делается первый стяжек." - стежок?
"Кррау чешет кончиком клюва белое узорчатое плече." - плечо?
Спасибо за цитату - обожаю эту серию книг)))) хотя... Кррау это не смерть, точно))